разрушили железные дороги в Джорджии, но и раскалили рельсы на открытом огне и согнули их вокруг деревьев, как стальное ожерелье, чтобы они никогда больше не могли быть использованы. Единственной надеждой Ли было вырваться из "удушающего захвата Гранта, вырваться из Ричмонда и перенести борьбу в другой район", где он мог бы снова маневрировать своей армией и, возможно, обеспечить ее. Но в то же время отказ от Ричмонда с его оружейными заводами и мастерскими искалечил бы армию и нанес смертельный удар по моральному духу конфедератов. Лояльно настроенный Ли отказался рассматривать этот вопрос, понимая, что для него даже поднять его - значит открыть дискуссию о капитуляции. Он призвал президента Дэвиса перевести офицеров и людей из "бюро призыва" на оборону Петербурга и Уилмингтона (Северная Каролина), последнего порта, остававшегося в руках южан, и перебросить резервы Вирджинии и Северной Каролины - в основном пожилых людей и инвалидов - в окопы, оставив свои собственные войска "свободными для активных действий". Ли закончил свое письмо предупреждением: "Будет слишком поздно делать это после того, как наши армии столкнутся с катастрофой".

Тем не менее, как и большинство жителей Юга, Ли продолжал сражаться. Армия Северной Вирджинии в чрезвычайной степени стала тем краеугольным камнем, который удерживал вместе распадающуюся экономику и сокращающуюся территорию. Среди многих жителей Юга росло убеждение, что это была "война богатых и борьба бедных", а также сомнения в лидерстве и мудрости президента Дэвиса, но все же оставалось единодушное восхищение Робертом Э. Ли. Ему не нужно было произносить благородные речи или даже одерживать великие победы, он просто должен был быть самим собой. К осени 1864 года он стал символом того, за что боролись южане, - сущности мужества, вежливости, достоинства и отсутствия корысти, которые, по их мнению, отделяли их от жадных орд янки, не уважавших традиции старой, более мягкой Америки. Хотел того Ли или нет - а он явно не хотел - его апофеоз уже наступил.

Тем временем Ли продолжал занимать аномальное положение. Его, безусловно, признавали "первым солдатом" Конфедерации, к его советам обращались по всем вопросам - от призыва в армию до наилучшего использования того, что осталось от военно-морского флота Конфедерации, - но его полномочия распространялись только на армию Северной Вирджинии. Он не был главнокомандующим всей армии, как Грант, и не обладал способностью Гранта планировать и осуществлять грандиозную стратегию с ее участием. В конце концов, 9 февраля 1865 года он станет генералом-аншефом армии Конфедерации, но к тому времени это назначение было пустой почестью; "было уже слишком поздно, чтобы он мог чего-то добиться". История Конфедерации могла бы сложиться совсем иначе, если бы в 1863 году Ли получил полное командование всей армией, но ни Джефферсон Дэвис, который на протяжении всей войны считал себя больше военным, чем политическим лидером, ни Конгресс Конфедерации не желали отдавать эту власть. Преувеличенное почтение Ли к Дэвису и его нелюбовь к политике оставались непоколебимыми. Он высказывал Дэвису свои соображения по поводу военных решений, всегда в самой уважительной форме, но никогда не настаивал и не угрожал. Ни один человек не был менее склонен, чем Роберт Э. Ли, стать военным диктатором, который один мог бы спасти Юг, взяв под твердый контроль все армии и экономику, и все же ни у кого другого не было престижа для этой роли. *.

Вдали от семьи он продолжал беспокоиться о каждой детали их жизни. Миссис Ли вместе с двумя дочерьми, Милдред и Агнес, приняла гостеприимство друзей семьи в их поместье на реке Джеймс, к западу от Ричмонда, оставив свою дочь Мэри Кэстис "набираться сил и веса". Не успела миссис Ли приехать, как поскользнулась на полированном деревянном полу и поранилась. Несмотря на мольбы мужа и врачей, она отказалась лечь в постель и, похоже, ничуть не пострадала от несчастного случая. Письма Ли всегда были полны любви и добрых советов, большинство из которых миссис Ли игнорировала, как и ее дочери. Хотя он призывал Милдред ("Драгоценная жизнь") продолжать вязать, она проводила большую часть времени за игрой на фортепиано и чтением. Он убеждал Мэри Кьюстис присоединиться к матери и сестрам в деревне, но она осталась в Ричмонде на большую часть лета, чтобы побыть с друзьями, пока жара не заставила ее уехать. И миссис Ли, и девочки много вязали, в основном носки, энтузиазм которых, возможно, был приглушен тем, что Ли отдавал их солдатам, которые нуждались в них больше, чем он сам. Женщины Ли были не одиноки. По всему Югу женщины вязали подарки и отправляли их генералу Ли, который раздавал их все - войскам или раненым в госпиталях. К отчаянию своего буфетчика и адъютантов, он раздал бесчисленные корзины с деликатесами. Интересно отметить, что когда нижнее белье генерала нуждалось в замене, новое кроила и шила миссис Ли, несмотря на ее артрит, хотя Ли, в своей обычной мягкой дразнящей манере, предположил, что более "проворные пальцы" Агнес могли бы быть использованы для их изготовления, предположительно в качестве подготовки к браку. Это предположение, похоже, тоже осталось без внимания.

Когда Ли проводил встречи в Ричмонде, он всегда посещал дом 707 по Франклин-стрит, скромный дом, который его старший сын, Кустис ("Бу"), снимал у мистера Джона Стюарта, и в котором теперь обычно жили его жена Мэри и дочери. Эти краткие проблески домашнего уюта были для Ли большим утешением, и, судя по отзывам посетителей дома, даже миссис Ли, несмотря на немощь и боль от потери Арлингтона, была в лучшем расположении духа, чем раньше - "казалось, она становилась все мужественнее и спокойнее по мере того, как новости с фронта становились все хуже".

Осень 1864 года принесла мало хороших новостей. Грант не прорвал линии Ли вокруг Петербурга, но теперь практически не было шансов, что Ли сможет вырваться, как и не было возможности обеспечить его достаточным количеством продовольствия и фуража. Племянник Ли генерал-майор Фицхью Ли * описывал солдат своего дяди как "оборванных, галантных парней... чьи щеки говорили о том, что их мучает голод, а дрожащие формы свидетельствовали об отсутствии надлежащей одежды". Как и Ричмонд, армия Северной Вирджинии находилась в осаде. Поражение было лишь вопросом времени, если не сказать чудом. В ноябре стало ясно, что чуда не будет - Линкольн был переизбран с перевесом в 400 000 голосов избирателей и победил во всех штатах, кроме трех, став первым президентом, выигравшим второй срок со времен Эндрю Джексона.

Письма Ли военному секретарю и президенту Дэвису были полны жалоб